Рыдают березы и плачут осины.
Но держатся прямо колючие спины.
Тихонько и жалобно капает с веток,
С дождем вперемешку ушедшее лето.
И только трава, неудержно и глупо,
Обманута солнцем, поверила, будто
Тепло будет вечно, и лезет из гнили
Слепо, наивно, но все-таки сильно.
Скинута тяжесть, утеряна маска.
Странная, ветра холодного ласка
Дарит глоток долгожданной свободы
Усталым деревьям, усталой природе.
Скоро навалится тяжким покоем,
Ветви ломать и сжигать будет холод.
Застонут деревья, совсем нелегко им
Еще одну вечность ждать новой свободы.
Зачем тебе свобода, дуреха? Ты же никогда не ценила ее и не умела ей пользоваться. Ты тяготилась ей. О, с какой радостью, с какой готовностью ты оковала свой безымянный палец золотым обручем! Да вот и сейчас, хоть и считаешь, будто вырвалась погулять в одиночестве, будто бы наслаждаешься нежданно выпавшим часиком ничегонеделанья и свободы, но… Но вот мозги затуманились посторонними мыслями, фантазиями и мечтами, а голова одурманена ядовитым дыханием машин, что стоят ровными рядами на дороге, которая парадоксально именуется проезжей частью. А ноги сами понесли тебя по тому самому маршруту, к старому бывшему кинотеатру, где когда-то ожидала тебя твоя судьба, нервно переминаясь с ноги на ногу и пряча в рукавице шоколадку. Белую, как ты и любишь. А в планах-то было совсем, совсем другое – пройтись по магазинам, подыскать подарок отцу. Так зачем тебе свобода?
Ну как, нагулялась? А теперь живо домой! Темнеет уже! Никогда, слышишь, никогда тебе уже не гулять ночью одной! Думаешь, это такая уж большая потеря?
Ну вот, я все же заразилась. Темный, слышь? Это я от тебя заразилась. Вести дневник – это так затягивает, такая зараза.