Я верю, что любая случайная встреча, любой разговор на улице с посторонним прохожим – вовсе не случайны, будто судьба (или Бог?) что-то старается сообщить нам, предупредить или образумить, или заставить задуматься.
Сегодня, когда я гуляла с ребенком по улице, со мной завела беседу девушка с чертами лица дауна. А ну не смеяться! Это было совершенно очаровательное существо. У нее не было болезни дауна, просто лицо с такими чертами. Так бывает. Акушеры, как только видят такие черты у новорожденного, сразу рекомендуют оставить ребенка государству и не мучиться. Даунята ведь похожи все друг на друга как близнецы. Все дело в лишней хромосоме. Но бывает, что ребенок такой вырастает не круглым идиотом, а вполне мыслящим существом, порой по разуму как подросток, а порой и повыше иного «здорового» человека. В академии моей я встречала такого студента. Внешне – форменная образина, шесть лет привыкала не содрогаться и не отводить поспешно глаз, случайно встречая его в бесконечных переходах и коридорах, лысый, на лице пятна и противный дефект речи, гундосый разговор «в нос». Тем не менее, вокруг него всегда вилась стайка девушек, все ему улыбались, хихикали над его шутками или советовались насчет учебы. Что ж, такой пример еще раз подтверждает, что мозг – это самое главное.
Но у той девушки (женщины?) вовсе не разум был главным достоинством.
Речи ее были просты и примитивны, но я сгорала от стыда за то, что вздумала ставить себя выше нее. «Ой, какой красивый у вас ребенок! Ой, не бойтесь, я не сглажу!» и пошла за мной, когда я сдвинула коляску с места и пошла от нее прочь. «Сколько ей? Одиннадцать месяцев? Ах, годик, ой простите пожалуйста, а моей одиннадцать, а когда день рожденья? А у нас скоро будет через неделю». Поздравила ее, так искренне и сердечно, насколько только могла. «А как зовут? Алиса? А мою Настя. А когда ваша начала ходить? А зубок сколько? А у нас уже клычки прорезаются!» Поддерживаю беседу как могу. Стараюсь изо всех сил, чтобы не выглядеть невежливой букой. Мучительно подбираю слова попроще, стараюсь пропустить в интонации знаменитый певучий пензенский говор, но получается плохо, и потому казню и корю себя за снобизм. И почти ненавижу себя за мысль – кто же ее замуж взял? «Ой, это как Алиса в стране чудес. А еще как Алиса Селезнева. Это Кир Булычев написал. Он умер уже». -.Да, - говорю, - я слышала, жаль его. «А еще мультик такой есть. Там еще этот есть, как его? Громозека! И еще птица-попугай. Ой, нет. Говорун! Как там, самый умный и, и самый…? Не помню уже. Это мой любимый мультик!» и одарила меня широкой и радостной улыбкой, ясной и сияющей, будто весеннее, умытое грозами солнышко. Покорно повторяю прочно засевшие с детства слова: - птица говорун отличается умом и сообразительностью. И получила за это еще порцию сияющего солнца в улыбке. «Точно, точно! Только не дай бог, будут называть лисой Алисой» – Почему же, спрашиваю, не дай бог?. «Ну, как же, она ведь плохая была, хитрая.» И растерянность промелькнула в ее огромадных просто, круглых глазах. Ну, почему же, отвечаю я, мне всегда нравились отрицательные персонажи в сказках, в них ведь есть свое особенное очарование, да и хитрая лиса довольно-таки обаятельна. И тут же прикусила язык, возненавидев себя за извращенное свое пристрастие к построению сложных фраз. На бумаге это может выглядеть уместно, но в живой речи – это признак нездоровой гордыни, и все того же снобизма. А в огромных глазах того странного существа застыло выражение непонимания, еще большей растерянности. Мысленно повторяю про себя: простите, простите меня, милая. И все силы кидаю, чтобы исправить ошибку. Улыбаюсь ей ободряюще, говорю что-то о ребенке, что она тоже у меня хитрая, как лиса. И снова все больше ненавижу себя за мысль, что она недостаточно умна, чтобы понимать меня, что надо быть мне попроще. Жуть как себя ненавижу. Но, похоже, у меня получилось. Она вновь начала говорить, и я узнала, что идет она пешком из больницы до дома, а дом у автодрома, (неблизкий путь по городским меркам, километра четыре), но ходить пешком полезно, а погода чудесная, солнышко. Узнала, что закончила она училище, что уснула вчера у телевизора, так как очень устала, хоть и знает, что так делать нельзя, нет, не потому что вредное излучение, а потому что телевизор может взорваться, что вот уснула так одна старушка, а телевизор взорвался… Говори, говори, милая. Но вот мы упираемся в проезжую часть, я разворачиваю коляску к дому, а ей идти дальше. «А вы в каком доме живете? А на каком этаже? На восьмооом?!!» О, как приятно и тепло обогрело душу ее сочувствие тому, что мне придется втаскивать коляску на восьмой этаж, такая искренняя и огромная жалость ко мне бедной. С неохотой признаюсь, что втащить достаточно на пять ступенек, а дальше мы прекрасно влезаем в лифт. Долго уговаривала я свою дочку, чтобы та помахала на прощание тете ручкой, как она это умеет. Но та лишь разглядывала странную тетю в упор и задумчиво хмурилась (папочкина мимика).
Я почему то уверена, что эту встречу и эту беседу со странной, маленькой (пониже моего плеча) женщиной-ребенком я запомню на всю жизнь. У меня так часто бывает, накрепко западают и оседают в памяти такие вот интересные случайные встречи. Случайные ли?
Если прочтут эту запись мои родственные души, похожие на меня аутичные, нелюдимые, вечно чего-то стесняющиеся и комплексующие по любому поводу, считающие себя обреченными оставаться в одиночестве, непонятыми, гордящиеся своим образованием и начитанностью «умники» – то вот, посмотрите вот, у кого надо бы поучиться заводить друзей, поучиться искусству общения. Если вдруг когда-нибудь, каким то чудом мне снова встретится она, и мне представиться возможность оказать ей какую либо услугу, то я просто в лепешку для нее расшибусь! Потому что она дала мне за короткое время неизмеримо больше – искреннее внимание, участие, теплоту мне и похвалу моему ребенку. Хотя я для нее никто, всего лишь разнаряженая фифа с сотовым на бедре, напыщенная и самодовольная.
Христос, помнится, убедительно просил нас, людей, быть как дети малые. Тогда, по его мнению, наступило бы царствие небесное. И впрямь, если бы все люди были бы как она, то да, конечно. Но ребенок ли она?
Все мы прекрасно помним школьные годы. Помним, как трудно выживать в детской стае, которая сродни звериной, в которой действуют разумные и правильные законы Дарвина о выживании сильнейшего. Мне доводилось наблюдать как растут цыплята, посаженные в картонную коробку. Все белые скопом набрасываются на того, у кого хоть одно черное пятнышко. И заклевывают до смерти. А не фиг отличаться. Так же происходит и в детской стае. Раз отличаешься – значит на тебе дефект, смерть тебе. И это правильно. Этот механизм очищает ряды разумного человечества от психически неустойчивых, неуравновешенных, неправильных и непохожих. Раз не выжил, не приспособился – то так тебе и надо, значит жить не имеешь права. А хочешь жить – сопротивляйся, борись, приспосабливайся и изворачивайся, притворяйся нормальным – и у тебя будет шанс быть принятым в стаю. Но, это уже другая тема, для другого разговора.
Сегодня я узнала, что есть и другой путь. А ведь ей, бедняжке, наверняка приходилось очень нелегко в детстве. Но она не ожесточилась, не замкнулась. Вот я бы никогда не смогла так запросто заговорить с незнакомым человеком на улице. Мне бы это просто в голову не пришло. В сети – запросто. «Доброй ночи, как людно здесь (либо пусто здесь), не правда ли? Вам не спится? И мне. А вам почему?» Так что же нам не дает и в реальной жизни поступать так же? А потом мы сетуем, что реальность сера и безысходна, что только в сети возможно найти живое человеческое общение и тепло, найти понимание и поддержку. И не понимаем, отчего так происходит.