Почти каждое утро Лиомис, прежде чем позавтракать, встает на весы. Для поднятия настроения. Стрелочка с каждым днем показывает все меньший вес. Великолепно, уже дошла до цифры в 55 кг, которая в начале казалась почти нереальной, учитывая генетическую склонность всех женщин в ее роду к лишнему весу. И даже немного перешагнула ее. Лиомис просто ликует. Победа! Теперь уже и цифра в 50 кг не кажется такой уж недостижимой. С самой самодовольной улыбкой, на какую только она способна, принимается за уборку квартиры. Дело шло бы намного быстрее, если бы она не приплясывала то и дело от радостного возбуждения под какие-то нехитрые мелодии, что крутят обычно по радио. В голове ее вместо мыслей лишь бессвязные восклицания : «есть!», «я это сделала!», «я победила!». И мимо зеркала просто так не пройдет, непременно покрутиться у него, с радостной улыбкой разглядывая свою вновь обретенную постройневшую фигуру. А еще задерет порой майку и не может налюбоваться на запавший вновь животик. Блин, ну как маленькая! Хватит обезьянничать! С трудом заставляет себя вернуться к домашним делам. Вдруг, будто осенило, и она опрометью кинулась к шкафу. Из самых самых дальних глубин были подняты самые старые вещи. Из тех, что уже достаточно старомодны, чтобы никогда их не надевать, но недостаточно поношены, чтобы выкинуть. Вот любимые старенькие джинсы. Она их носила на первом курсе. О чудо! Налезают! И даже не тесны! С любовью проводит по коленкам, где самые настоящие потертости от долговременной и нещадной носки. Потертости подлинные, а не искусственные, как это делают на новомодних джинсах. Эх, где она в них только не была! По каким лесам только не шаталась, по каким только оврагам-буеракам в них не лазила. И с мотоцикла в них падала, и в деревне коров пасла. Вот заплатка – собака укусила. Больше жаль было не собственную шкуру, на которой тоже навсегда остались две отметины от клыков, а почти новые тогда еще штаны, только во второй раз надетые. А вот пятно от гуаши. На пленэре второкурсницы студентки-архитекторы расселись вокруг церкви на маленьких стульчиках. На широко разведенных коленках они держат планшетки с бумагой. Их выгнутые в струнку спинки с оголенными плечами не остаются не замеченными; ворчат и плюются на бесстыдниц старушки прихожанки, подмигивают толстобрюхие попы, проезжающие мимо на иномарках. Лиомис – одна из этих нимф. Сидит в не менее эротичной позе и задумчиво грызет кисть. Внимательные с прищуром глаза подмечают пропорции храма. Рука с кистью опускается вниз, где на земле стоит баночка с водой для промывания кисти. Попыталась было промыть кисть не глядя, не отводя загипнотизированного взора с блистающего на ярком летнем солнце золотого креста. Но в баночку не попала, а попала по штанам. Из-за этого пятна и пришлось с любимыми джинсами распрощаться.
У Лиомис просто страсть к старым вещам. К своим старым вещам, с которыми связано множество воспоминаний. Еще одна шальная мысль промелькнула, и Лиомис углубилась в еще более темные закоулки шкафа. На свет божий выли вытащены совсем уж старые шорты, которые она носила еще школьницей, в 16 лет. Лезут! Свободно и без напряга! У-а-а-а-у-у-у…… уборка затягивается до обеда, но Лиомис это уже совсем не волнует. От нахлынувшего счастья она готова забыть не только про завтрак, но и про обед. Желудок протестующе заурчал при одной только этой мысли. А в теле изумительная легкость, а в голове легкое кружение, а в ногах предательская слабость. Нет, придется все же заложить немного топлива в этот злобный и ненасытный агрегат под названием желудок. Чтобы не хлопнуться в голодный обморок где-нибудь на улице. Конечно, такого еще не случалось, но… береженого Бог бережет.
Ощущение победы еще более греет душу оттого, что вся родня хором обрекла ее начинания на провал. Порода наша такая, и такая уж наша бабья доля, и ничем ты уже природу не пересилишь. А бабушке в деревню уже передали, что ее внучка снова стала похожа на дистрофика. Та велела наказать, чтобы я дурью не маялась, иначе у меня опять будет на лице только один нос торчать длинный. Хм, неужели она полагает, что я все еще буду ее слушаться? Хотя, это и было первым побуждением – подчиниться приказу. Но, я ведь уже большая девочка и имею право сопротивляться, когда говорят «ешь!».
Лиомис в очередной раз задержалась у зеркала. Приблизила лицо близко-близко и повертела головой. С удовольствием отметила, что нос ее и впрямь удлинился и из бесформенной картофелины, присущей маминой родне , потомственных крестьян, превратился в заостренное длинное шило, фамильный нос папиной родни, выходцев из польских панов. Нос любопытного человека, всюду его сующего. Прямо таки во все дырки.